Там было много-много слов, но они выветрились, едва я распахнул веки. Запомнились только обрывки. В начале – пара фраз: «…это не просто знак Избранника… быть одним целым…»

И в заключение вот это: «…девятью лепестками… на повязке… чуть выше лба… слышать меня… не снимай мою пластину…»

Это именно те слова, которые я первыми занесу в мнимый Журнал. Обязательно занесу. Но, только ЧТО я буду делать потом?! ЧТО? ЧТО они значат?! Эти рваные фразы… ЧТО? ЧТО она хотела мне сказать? О чём предупредить? Ох уж мне этот поиск смысла в разобранном и расчленённом!

Со школы терпеть не могу грамматику! Все эти части речи. Разборы предложений на составляющие, на все эти подлежащие и сказуемые. Разборы. Разборки.

Взять солдата и разборку автомата. Если потом этот металлолом собрать, причём правильно – он оживёт и начнёт плеваться пулями, только знай-указывай на кого именно.

Но у разборки и сборки есть и другая крайность. Например, патологоанатом и труп. Как ни собирай расчленённое обратно – тщетно! Это мертворожденная идея. Ничто уже не оживёт, как ни складывай составные части.

Какой результат будет у моей сборки обрывков услышанного голоса? Живой? Или мёртвый?.. Что же мне выдавить из этого рваного текста, который и текстом-то пока является лишь условно. И что подчеркнуть, чтобы проступил смысл? Если здесь уместны лишь две части предложения.

Одно из них – Неподлежащее.

Другое – Непредсказуемое…

Глава двенадцатая

Сбитый прицел

«Спокойнее, девочка, спокойней…»

Капелька пота, накопив весу, набухла и сорвалась. Поползла, противно щекоча висок. Скатилась в ложбинку к уголку глаза. Защипала, заставив зажмуриться.

Голоса звучали уже совсем близко. Но понять – о чём перекрикивались приближающиеся враги – было невозможно.

Амрина, распластавшись за стволом старой сосны, быстро пригребла прелой листвой бесценную упаковку с сухим пайком. И, стащив с плеча враз потяжелевший пистолет-пулемёт, передёрнула затворную раму. Её глаза напряжённо пожирали полосу кустов, темнеющую на той стороне поляны…

Она прижала к себе металлический откидной приклад «вампира». Бережно, как самый дорогой предмет на свете. И с удивлением отметила это ощущение.

Ну, вот и началось. Если ТОТ напал внезапно, и ей ничего не оставалось, как защитить себя… то ЭТИ… Они вот-вот покажутся, и что? Что ей лучше всего сделать, ей, одной-одинёшенькой во враждебном лесу, наводнённом жестокими землянами? Убивать их, пользуясь тем, что они не видят её? Или, пока ещё остаётся пара минут – тихонько убежать? Пока ещё оста…

ВСЁ! Уже нет.

Кусты на той стороне зашевелились. Потемнели и раздвинулись.

Двое. Как и подсказывали крики.

Расстояние между ними было метров десять. Первым на поляну вырвался левый. Через три секунды – правый. Их руки держали оружие наизготовку, глаза ощупывали море зелени, окружавшее поляну. И вдруг…

Сначала правый, среагировавший почти мгновенно, потом левый – рухнули наземь. Там, где стояли. Плашмя. Судя по всему, причиной явилось бездыханное тело их сотоварища, которое они заметили практически одновременно.

Амрине пришлось приподнять голову, чтобы наблюдать, как они ползли к трупу. Не более, чем полминуты. Ещё полминуты на осмотр тела. Дальнейшая реакция была стремительной: длинная очередь в сторону, куда по их разумению отходил убийца. Он же враг. Догадка стрелявшего совпала с правильным ответом – пули проредили заросли совсем рядом с Амриной. Следующая очередь прошла над её головой, перебила несколько мелких веток. Осыпалась листва. Одна пуля даже царапнула ствол сосны, за которой она укрылась.

Стрелявший левый использовал труп товарища вместо бруствера, почти полностью укрывшись за ним. Правый же, под прикрытием огня, постарался побыстрее преодолеть опасную зону – пополз по диагонали в сторону Амрины.

Его отделяло от кустов метров десять, когда он заметил странное красное пятнышко, ползущее по руке к плечу. Он ещё по инерции преодолел метра два, пока до него дошло, что никакое это не насекомое, а… ЗАРОДЫШ СМЕРТИ.

Пятнышко плясало. Срывалось с двигающейся рваным темпом фигуры. Но тут же находило цель и всё ближе, всё настойчивее подбиралось к голове. Ползущий замер, намереваясь через пару секунд – как раз столько, чтобы нормально прицелиться! – резко дёрнуться в сторону и, перекатившись влево, укрыться в углублении перед трухлявым пнём, уйдя от пули. Просчитался – стрелок целился на полсекунды меньше! Только-то и успел правый – максимально напрячь мышцы и, вместе с мысленным импульсом «Вперёд!», обмякнуть…

Пуля вошла ему в глаз, вырвав на выходе кусок затылочной кости и выпустив на свободу – запоздалые мысли о спасении, угасающую боль и теплый ручеёк пульсирующей алой жидкости.

Он знал, что означает «красная точка» светового целеуказателя, в его эпохе уже вовсю использовали это достижение прогресса. Амрина, впитывавшая в оптический прицел каждое движение обречённого, поняла это по его вспыхнувшему взгляду.

Левый никак не выделил малошумный выстрел «вампира» среди собственной непрерывной стрельбы. Лишь израсходовав патроны, крикнул что-то напарнику. Амрина опять не поняла, что именно, хотя слова были разборчивы. Скорее всего, он просил, чтобы ползущий, в свою очередь, прикрыл его огнём. Сменив магазин и не дождавшись от правого ни огня, ни отзыва – левый обеспокоено высунулся из-за трупа по грудь. И сразу всё понял – по неподвижной фигуре напарника.

Его нервы сдали! Передёрнув затворную раму, он с воплем высадил почти весь магазин одной сплошной очередью. Пули хаотически секли заросли. Отдавались учащённым пульсом в висках Амрины. Она лежала ничком на траве, расставив в стороны локти и прикрыв ладонями уши.

Когда же грохот смолк, тут же опять взяла в руки лежавший перед ней «вампир» и глянула вдоль ствола. Враг, единственный оставшийся в живых – уходил. Она нерешительно навела на него оружие и поймала в прицел движущуюся фигуру.

«Что делать? Убить? Но ведь он уже не угрожает мне и вряд ли в одиночку сунется опять сюда. Скорее всего, переждёт, пока неведомый противник уйдёт… Пока я уйду».

Выживший левый отползал назад, внимательно присматриваясь к неведомой угрозе. В окуляр прицела было чётко видно, как он нервничал и как вздрогнул, заметив светящегося жучка, вспрыгнувшего на ткань его комбинезона.

«УБИТЬ? Или пожалеть?»

Последнее слово её встряхнуло. Вспомнились слова Дымова: «Жалость на войне – враг, который стреляет изнутри». Она плотнее прижала приклад. Выдохнула. И, затаив дыхание, прицелилась.

Светящийся жучок, свалившийся было в траву, запрыгнул на плечо отползавшего воина и двинулся к шее.

«Но он ведь НЕ УГРОЖАЕТ МНЕ! Мне НЕ НУЖНА его жизнь».

Указательный палец замер. Потом сполз со спускового крючка. Амрина глубоко вдохнула большую порцию воздуха. Блаженно прикрыла глаза.

«Что с тобой, девочка? Ты хочешь лишить его этого блага – дышать и чувствовать смак бытия? Даже хищник не убивает больше, чем необходимо для поддержания собственной жизни. Ты уже сделала минимум для защиты. Тебе больше никто и ничто не угрожает…»

Вражеский солдат, не понимая, что происходит, почувствовал паузу, которая могла подарить жизнь. Привстал, развернулся и – рванул на четвереньках в манящие кусты.

«УХОДИТ! Упустишь его!!!»

Он уже практически ушёл. Оставалось всего ничего – метров пять.

Три!

Беглец поднялся в полный рост. Два! Один!

Она сама не могла объяснить, почему красное пятнышко, словно прыткий жучок, спохватилось, настигло беглеца и…

запрыгнуло ему на спину и…

заползло на левую лопатку и…

…мгновенно вгрызлось внутрь – точно юркнуло в тело, пробурив по живому норный ход! – и тут же вынырнуло. Отпрыгнуло с валящегося на землю человека. Пару секунд постояв с раскинутыми в стороны руками, тело повалилось назад, упало на спину.

«ПОЧЕМУ?!»

Может быть, потому, что больше жизни любила своего, такого чужого и такого родного, «учителя». Потому что верила всему, чему он успел её научить. Потому, что опять услышала его голос: «Жалость на войне – враг, который стреляет изнутри».